№33(85) от 27 сентября 2023 г.
Рассказывают, однажды приехала орловская делегация к Гиннесу.
– Включите нас в свою Книгу рекордов.
– Да за что? Какие в Орле могут быть рекорды?
– Мы – единственный в мире город с птичьим именем.
– А Курск?
– Ну, – обиделись орловцы, – курица не птица… А Орел – это звучит гордо.
– Ладно, позвоните через недельку.
Звонят.
– Ну как?
– Да тут, понимаешь, заявка от Воронежа пришла.
Бросились орловцы доказывать, что Воронеж – это не птичье, а сложное птице-звериное имя, но тут посыпались заявки от Игла из Америки до Адлера с черноморского побережья, и оказалось, что в мире почти полсотни городов носят гордые «орлиные» имена.
Так и не удалось попасть нам в Книгу рекордов. А так хочется… Вот, допустим, только скажешь – курский, и тут же на язык просится – соловей, скажешь – тульский, и сразу – самовар с пряником лезут, а орловский – сколько ни ломай голову, а ничего путного, кроме как «вор», на язык не приходит.
Наши власти и «папой Зю» орловцев выстраивали, и в холодную речку со знаменами заставляли лазить, и самый тяжелый в мире десятитысячетонный стометровый Банный мост запроектировали… Не прокатило… Вот и остаемся третьестоличной литературной деревней.
Даже с природными катаклизмами Орлу не повезло, нет у нас ни катастрофических наводнений, ни разрушительных землетрясений… Лишь иногда разве что возникнет на горизонте одинокий столбик типа смерча, но только понадеешься, что это торнадо, так он тут же исчезнет в жарком воздухе.
Но есть, есть Божий суд! – и в нашем городе одно природное явление, какого нет ни в Курске, ни в Туле, ни тем более в Европе. Это весенний ледоход на Оке. Ни одна река на западе не успевает за теплую европейскую зиму покрыться таким мощным слоем льда, как Ока. Весной, когда «воды вскроются бурливо, закипят, поднимут вой, хлынут на берег крутой, захлебнутся в шумном беге и окажутся на бреге», сметая все на своем пути, тысячи тонн голубого, прозрачного, искрящегося на изломах льда ринутся вниз по течению. Как отмечал классик, «орляне, будучи прямыми потомками вятичей, капризны и непостоянны, как их главная река Ока, и потому не могут достичь всеобщего благоденствия».
Ледорезом по Оке, ледорубом по башке
Единственный способ защиты от льда – ледорез, то есть каменная наброска, которая, как нос ледокола, режет ледовое поле на множество льдин, чтобы они свободно проходили под мостом. Такой гранитный ледорез можно увидеть в Орле на Красном мосту – единственный дошедший от старого Мариинского моста до наших дней элемент. Все остальное строители поспешили скрыть под толстым слоем штукатурки.
И вот год назад в Орле появилось – на минуточку! – целых восемь новых ледорезов. Теперь по их количеству на погонный метр мы впереди планеты всей. Это произошло потому, что рядом с Красным построили два новых моста-близнеца – пешеходный и технологический, которые тоже защитили ледорезами. Ну, на технологическом мосту это понятно – он защищает мост от движущегося с верховья льда, а вот зачем такие же ледорезы на низовом пешеходном мосту – загадка.
Озадаченные строители тоже почесали репу, почесали, а потом плюнули и все-таки сделали третий ряд никому не нужных ледорезов из 6-метровых металлических листов.
Дело в том, что проектировали Красный мост ленинградцы, а у них все мосты на Неве стоят с двойными ледорезами. Ленинград – единственный город в мире, где строят такие ледорезы.
Потому что Нева – это протока, соединяющая Ладогу с Балтийским морем. Вода в ней течет то в одну, то в другую сторону. Когда уровень воды в Ладоге выше, чем в Балтийском море, то течение направлено из озера в море, а когда с Балтийского моря ветер погонит нагонную волну в город, то наоборот. Ленинградский «Стройэксперт», до этого не имевший никакого опыта в проектировании мостов, ничтоже сумняшеся запроектировал по два ряда ледорезов и на Оке… Эдак мы вслед за Ленинградом и на Париж замахнемся…
Но недоверчивые строители в последний момент все-таки взяли и низовые ледорезы развернули на 180 градусов. Не потечет же Ока вспять!
Им, варягам, и невдомек, что Ока может течь вспять. В 19 веке это происходило обычно летом, когда спускали пруды вдоль Орлика. Тогда уровень воды в Орлике на короткое время поднимался на метр – полтора, и Ока от Стрелки до Гати текла вспять. Потом спускались и окские пруды, и навигация снова удлинялась, что позволяло отправить все зерно с орловской пристани в Москву. И только с постройкой в 1870 году железной дороги и упразднением орловской пристани норовистая Ока перестала течь вспять.
А вы спрашиваете, почему Красный мост сдают с более чем годичным (как и Дружбу) отставанием? Да потому, что при негодном проекте строители не столько строят, сколько перестраивают. Почти каждый месяц заключается новое допсоглашение, перечеркивающее старое, а всего таких соглашений около двадцати. Вот такое качество управления… То, что построили белгородские строители, сломали уваровские, срезав с полсотни забитых предыдущим подрядчиком свай и разбив отбойными молотками с десяток бетонных стен толщиной по полметра. Они же возвели шестьдесят новых опорных колонн, не предусмотренных проектом, зато «сэкономили» на почти сотне (18 – на первой опоре, 76 – на второй и 18 – на третьей) свай типа «титан», предназначенных для усиления старых царских фундаментов. И теперь мост никак нельзя считать способным выдержать проектную нагрузку А–14.
Но это еще не все. Есть такое понятие – танцующий мост. Это когда по всей длине от первой опоры до последней мост изгибается по синусоиде. Такая же синусоида, только меньших размеров, видна и на Красном мосту, подтверждая правильность поговорки «Если архитектура – это застывшая музыка, то Красный мост – застывшая матерщина».
Произошло это из-за того, что консоли, выпирающие, как рога, из тела моста, установлены вразбежку по высоте, и они глядятся теперь, как запавшие клавиши сломанного пианино. По высоте соседние клавиши «западают» на десятки сантиметров. Видя это, прохожие вынуждены действительно вспомнить мат. А ведь достаточно было положить миллиметровую шайбу в монтажный стык между консолью и балкой, чтоб исключить подобную «игру клавиш». «Выровняем асфальтом!» – безмятежно говорят строители. Нет, господа, придется вам по краю моста уложить карнизные парапетные выравнивающие плиты. Желательно красного цвета, чтобы мост оправдывал свое название. И за свой счет!
И так сойдет
Но если вертикальный прогиб влияет только на эстетику, то горизонтальное смещение моста гораздо неприятнее. При надвижке мост «увело» на несколько десятков сантиметров в верховую сторону, то есть он получил дополнительный изгиб в плане. Если кто-то скажет, что для пятидесятиметрого пролета это немного, то напомню, что при надвижке Хайнаньского моста смещение составило один (!) миллиметр. Происходит это из-за того, что солнечная и теневая стороны моста нагреваются неодинаково. Чтобы исключить это, мост при надвижке надо поливать водой. Но с водой, видимо, у строителей проблемы, иначе они бы использовали ее, когда пыль стояла столбом от работающей в центре города пескоструйки. Дышите на здоровье!
Уход пролетного строения в сторону повлек за собой смещение осей опирания и трамвайных путей. Конечно, строители сделают все возможное, чтобы хотя бы зрительно смещения не было видно. Для этого они, например, приварили уголки к консолям, что категорически запрещено заводом-изготовителем.
И теперь возникает главный вопрос: а какой ширины будут полосы? Проектом предусмотрено шесть полос движения – две трамвайных по 4 м и четыре автомобильных по 2,5 м. Но теперь с учетом смещения крайняя низовая полоса уменьшится еще более. И это при ширине троллейбуса 2,3 метра. А ведь достаточно было уширить мост не на пять метров, как ныне, а хотя бы на шесть, и никаких вопросов бы не возникло. Но Госстрой поверил утверждениям орловских властей, что Торговые ряды не позволяют устроить там шестиполосное движение, и дал разрешение на особо узкие полосы. На самом же деле 32-метровые Торговые ряды позволяют устроить даже восьмирядное движение!
Это смотря какой рулеткой мерить. Помнится, когда мы сдавали 50 лет назад – как бежит время! – Карповскую дорогу, у принимающей стороны – гаишников, пожарных и санитаров почему-то не оказалось рулетки… И тогда наш старый прораб А.И. Осокин достал свою. В результате Орелавтодору удалось шестиметровую дорогу сдать как семиметровую. Возможно, необходимость прибегнуть к такой рулетке появится и при сдаче Красного. Мы, конечно, со своей стороны постараемся проверить это, если доживем. Как писал Лесков, «у нас в Орле первое правило – свайкой по голове и под лед».
И последнее
Теперь, когда Красный мост стал неизвестно какого цвета, вношу предложение переименовать его в Горбатый.
Каждый орловец, наслаждающийся ходьбой по нынешнему абсолютно ровному пешеходному мосту, может, посмотрев вбок на Красный, увидеть, какой «горб» его ожидает, когда Красный сдадут в эксплуатацию. А ведь никакой технической необходимости в подобном горбе нет. Просто проектировщики автоматически повторили профиль предыдущего моста, построенного в 49-м году. Даже царский мост до этого был ровным, как стрела, и с одного берега на другой можно было пройти по горизонтальному проходу. В далеком послевоенном 49-м не было возможности сделать прямолинейный мост, и его возвели с горбом. А теперь-то зачем? Затем, что орловским властям, желающим во что бы то ни стало попасть в книгу Гиннеса, захотелось устроить в равнинном Орле американские горки? Но это ж тысячи тонн сожженного понапрасну бензина!
Орловец! Каждый раз проезжая или проходя по мосту, благодари власти! Это они позаботились о тебе, создав на ровном месте очередную проблему.
Кто-то, конечно, скажет, ну ты, Павликов, и сгустил краски. Нет у нас проблем с мостами! Вон и Красный ремонтируют, и Колхозный закрыли, и ничего. Мостов в Орле в избытке.
Абсолютно согласен. И даже напомню, что пересекать реки, как известно, можно и тоннельным способом. Говорят, где-то под Окой находится подземный тоннель, по которому якобы монахи из Успенского монастыря на левом берегу Оки ходили к монашенкам на правый. Рекомендую!
Валерий Павликов
